Нуреев давно растворился в биографических книгах, спектаклях и фильмах, где великого танцовщика изображают другие танцовщики и не танцовщики вовсе, и где

за подробностями личной жизни теряется главное — то, как Нуреев танцевал, почему был признан величайшим артистом века. Лучше один раз увидеть.

Может быть, первое, что бросится в глаза на видеозаписях с Нуреевым — ненасытность, желание успеть все и сразу, почти патологическая танцемания (старинный балет с таким названием для него реконструировал в Париже Иво Крамер). То же и в его собственных спектаклях, которые он начал ставить с 25 лет — пересочинять классические балеты ради удовлетворения все той же мании. Посмотрите любой из них: дирижерам приходится вдвое осаживать авторские темпы, чтобы артисты успели выдюжить все поставленные па — с большим трудом выдюжить.

Эту всеядность маниака он реализовал сначала как танцовщик, — давая по три сотни спектаклей в год, причем из классики бросаясь в омуты современного танца, потом как хореограф, потом — как директор балета Парижской оперы.

Игнорируя табели о рангах и bon ton, он превращал вчерашних школяров в этуалей и запускал в тихие балетные классы Дворца Гарнье разрушителей-американцев.

По его приглашению в Опере ставили Твайла Тарп, Мерс Каннингем, Люсинда Чайлдс, Каролин Карлсон, Пол Тейлор — и Уильям Форсайт, своим In the Middle, Somewhat Elevated досрочно окончивший в балете ХХ век. Теперь-то Нуреев кажется слишком экстравагантным балетным директором, но, может быть, директора балетных трупп такими и должны быть, и это мы живем слишком торжественно и трудно.